Базаров вернулся, сел за стол и начал поспешно пить чай. Оба брата
молча глядели на него, а Аркадий украдкой посматривал то на отца, то на
дядю.
- Вы далеко отсюда ходили? - спросил наконец Николай Петрович.
- Тут у вас болотце есть, возле осиновой рощи. Я взогнал штук пять
бекасов; ты можешь убить их, Аркадий.
- А вы не охотник?
- Нет.
- Вы собственно физикой занимаетесь? - спросил, в свою очередь, Павел
Петрович.
- Физикой, да; вообще естественными науками.
- Говорят, германцы в последнее время сильно успели по этой части.
- Да, немцы в этом наши учители, - небрежно отвечал Базаров.
Слово германцы, вместо немцы, Павел Петрович употребил ради иронии,
которой, однако, никто не заметил.
- Вы столь высокого мнения о немцах? - проговорил с изысканною
учтивостью Павел Петрович. Он начинал чувствовать тайное раздражение. Его
аристократическую натуру возмущала совершенная развязность Базарова. Этот
лекарский сын не только не робел, он даже отвечал отрывисто и неохотно, и в
звуке его голоса было что-то грубое, почти дерзкое.
- Тамошние ученые дельный народ.
- Так, так. Ну, а об русских ученых вы, вероятно, но имеете столь
лестного понятия?
- Пожалуй, что так.
- Это очень похвальное самоотвержение, - произнес Павел Петрович,
выпрямляя стан и закидывая голову назад. - Но как же нам Аркадий Николаич
сейчас сказывал, что вы не признаете никаких авторитетов? Не верите им?
- Да зачем же я стану их признавать? И чему я буду верить? Мне скажут
дело, я соглашаюсь, вот и все.
- А немцы все дело говорят? - промолвил Павел Петрович, и лицо его
приняло такое безучастное, отдаленное выражение, словно он весь ушел в
какую-то заоблачную высь.
- Не все, - ответил с коротким зевком Базаров, которому явно не
хотелось продолжать словопрение.
Павел Петрович взглянул на Аркадия, как бы желая сказать ему: "Учтив
твой друг, признаться".
- Что касается до меня, - заговорил он опять, не без некоторого усилия,
- я немцев, грешный человек, не жалую. О русских немцах я уже не упоминаю:
известно, что это за птицы. Но и немецкие немцы мне не по нутру. Еще прежние
туда-сюда; тогда у них были - ну, там Шиллер, что ли. Гетте... Брат вот им
особенно благоприятствует... А теперь пошли все какие-то химики да
материалисты...
- Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта, - перебил
Базаров.
- Вот как, - промолвил Павел Петрович и, словно засыпая, чуть-чуть
приподнял брови. - Вы, стало быть, искусства не признаете?
- Искусство наживать деньги, или нет более геморроя! - воскликнул
Базаров с презрительною усмешкой.
- Так-с, так-с. Вот как вы изволите шутить. Это вы все, стало быть,
отвергаете? Положим. Значит, вы верите в одну науку?
- Я уже доложил вам, что ни во что не верю; и что такое наука - наука
вообще? Есть науки, как есть ремесла, знания; а наука вообще не существует
вовсе.
- Очень хорошо-с. Ну, а насчет других, в людском быту принятых,
постановлений вы придерживаетесь такого же отрицательного направления?
- Что это, допрос? - спросил Базаров.
Павел Петрович слегка побледнел... Николай Петрович почел должным
вмешаться в разговор.
- Мы когда-нибудь поподробнее побеседуем об этом предмете с вами,
любезный Евгений Васильич; и ваше мнение узнаем, и свое выскажем. С своей
стороны, я очень рад, что вы занимаетесь естественными науками. Я слышал,
что Либих сделал удивительные открытия насчет удобрения полей. Вы можете мне
помочь в моих агрономических работах: вы можете дать мне какой-нибудь
полезный совет.
- Я к вашим услугам, Николай Петрович; но куда нам до Либиха! Сперва
надо азбуке выучиться и потом уже взяться за книгу, а мы еще аза в глаза не
видали.
"Ну, ты, я вижу, точно нигилист", - подумал Николай Петрович.
- Все-таки позвольте прибегнуть к вам при случае, - прибавил он вслух.
- А теперь нам, я полагаю, брат, пора пойти потолковать с приказчиком.
Павел Петрович поднялся со стула.
- Да, - проговорил он, ни на кого не глядя, - беда пожить этак годков
пять в деревне, в отдалении от великих умов! Как раз дурак дураком станешь.
Ты стараешься не забыть того, чему тебя учили, а там - хвать! - оказывается,
что все это вздор, и тебе говорят, что путные люди этакими пустяками больше
не занимаются и что ты, мол, отсталый колпак. Что делать! Видно, молодежь
точно умнее нас.
Павел Петрович медленно повернулся на каблуках и медленно вышел;
Николай Петрович отправился вслед за ним.
- Что, он всегда у вас такой? - хладнокровно спросил Базаров у Аркадия,
как только дверь затворилась за обоими братьями.
- Послушай, Евгений, ты уже слишком резко с ним обошелся, - заметил
Аркадий. - Ты его оскорбил.
- Да, стану я их баловать, этих уездных аристократов! Ведь это все
самолюбивые, львиные привычки, фатство. Ну, продолжал бы свое поприще в
Петербурге, коли уж такой у него склад... А впрочем, Бог с ним совсем! Я
нашел довольно редкий экземпляр водяного жука, Dytiscus marginatus, знаешь?
Я тебе его покажу.
- Я тебе обещался рассказать его историю, - начал Аркадий.
- Историю жука?
- Ну полно, Евгений. Историю моего дяди. Ты увидишь, что он не такой
человек, каким ты его воображаешь. Он скорее сожаления достоин, чем
насмешки.
- Я не спорю; да что он тебе так дался?
- Надо быть справедливым, Евгений.
- Это из чего следует?
- Нет, слушай...
И Аркадий рассказал ему историю своего дяди. Читатель найдет ее в
следующей главе.